. МГУ им. М.В. Ломоносова
Уважаемые коллеги!
Я хочу вернуться к тому, с чего мы сегодня начинали. Проведение сегодняшних слушаний в зале МГУ символично. Почти два года назад здесь образовательная общественность, я бы сказал единодушно, отвергла предлагавшуюся тогда так называемую реформу образования. Надеюсь, что сегодня мы поддержим проект национальной доктрины образования. Тогда, почти два года назад, мы и Правительство были, как сейчас модно говорить, по разные стороны баррикад. Тогда приходилось бороться. Теперь мы можем работать с Министерством образования. Мы очень высоко ценим возможность не бороться, а совместно работать. Тогда нам предлагали экономить на образовании. И вся реформа сводилась к тому, что реформа начиналась тогда, когда кончались деньги. Теперь в доктрине заложена идея вложений в образование, вложений в человека, как самого выгодного в долгосрочной перспективе способа вложения средств.
Однако я вышел сюда не для рекламы, поэтому мое выступление будет сугубо критическим и будет разделено на две части. Первую часть я условно назвал бы “критика наших критиков”, а вторую часть я посвящу критике нашего проекта.
Начнем с критических замечаний, которые были высказаны в ходе сегодняшнего обсуждения.
Первое. Название “Национальная доктрина образования”. В язык политической науки и практики вошли выражения типа “национальные интересы”, “национальная безопасность”, под которыми понимаются интересы или безопасность государства, но не одной какой-то нации. В свою очередь, я бы предложил еще один возможный вариант решения проблемы, если она на самом деле есть: “Национальная (государственная) доктрина развития образования в Российской Федерации”.
Второе. Доктрина и Конституция. Говорят, что надо переформулировать ценности в доктрине в соответствии с Конституцией. Отчасти мы готовы с этим согласиться, но я бы обратил внимание только на две вещи.
Во-первых, Конституция принималась в 1993 году и представляет собой своеобразный симбиоз, поразительный симбиоз радикального либерализма и радикального авторитаризма. С одной стороны, ценности сформулированы в ней так, что патриотизму, например, места не нашлось, с другой стороны, вроде бы либеральная Конституция отдала всю власть Президенту, но это другая тема.
Во-вторых, 43 статья Конституции сформулирована таким образом, что под нее формулировать доктрину невозможно. Если бы 43 статья действовала, в стране давно вся старшая школа и все ПТУ стали бы платными.
Третье. Что касается собственно патриотизма, говорят, что это не очень определенный термин. Мне представляется, что он достаточно определенный: патриотизм нужно достаточно жестко отделить от национализма. Патриотизм – это любовь к своему народу. Национализм – это враждебность к другим народам. Однако с тем, что в доктрину стоило бы добавить интернационализм, я бы согласился. Кстати, в советский период совсем неплохо было в идейном плане, когда говорили, что нужно сочетать патриотизм с интернационализмом. Это, мне кажется, нормально.
Четвертое. Образование и воспитание. Если брать слова о духовности, нравственности, то их в доктрине написано немало. Но надо иметь в виду, что воспитание вообще гораздо хуже поддается законодательному урегулированию, чем обучение. Что поддается регулированию? Крайние случаи. Закон может запретить убивать, насиловать, воровать, но в законе очень трудно прописать “Будь порядочным. Уважай. Люби своих детей” и прочее. Я думаю, что надо некоторые вещи, касающиеся воспитания, прописать в доктрине более внятно. Хватит национального мазохизма, которого довольно мы уже за 1990-е годы хлебнули. Может быть, надо написать прямо в доктрине, предположим, так: “Педагоги не вправе использовать свободу преподавания для воспитания бездуховности, пренебрежения к отечественной истории и культуре, национальной и религиозной вражды”.
Пятое. Говорят, что 25 лет в доктрине взяты “с потолка”, поскольку с образовательными циклами не связаны. Действительно, с образовательными циклами это не связано, но связано с перспективами развития общества. Если посмотреть серьезную литературу, посвященную так называемому постиндустриальному обществу, “обществу знаний”, если почитать серьезные работы футурологов, то они говорят, что первая четверть XXI века будет временем, когда либо мы переходим к информационному обществу, “обществу знаний”, либо когда человечество, и, в частности, Россия переживает катастрофу. Беседуя в свое время с крупнейшим отечественным футурологом Игорем Васильевичем Бестужевым, услышал от него, что, если нынешние тенденции не будут переломлены, то через 25-30 лет (с точностью до года не посчитаешь) нас ожидает глобальная катастрофа, связанная с пьянством, наркоманией, нравственным и генетическим вырождением. Поэтому можно, конечно, 25 заменить на 20-30, чтобы не создавалось впечатление, что доктрина год в год должна исполняться. С такой точностью прогнозировать в социальных науках никто не может. Но следует понимать, что речь идет о первой четверти XXI века.
Эту задачу придется решать поэтапно. Кстати, в Федеральной программе записано, что бесплатность должна обеспечиваться, в первую очередь, для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, детей с ограниченными возможностями здоровья, для лиц с низкими доходами и так далее.
Мне представляется, что вообще отказываться от идеи бесплатного комплекта учебников для школьной библиотеки, которым мог бы пользоваться каждый, вряд ли будет правильно. В наиболее развитых странах при их богатстве учебник бесплатный. Кстати, бесплатность учебника отнюдь не исключает вариативности, потому что родители всегда смогут дополнительно покупать учебники, если они хотят, чтобы те надолго оставались у их детей. Думаю, что если мы будем двигаться нынешним “единственно верным курсом”, курсом 1990-х годов, то в стране не только бесплатного учебника, но и бесплатного образования больше не будет вообще. Если же мы будем двигаться другим курсом, тогда и бесплатные учебники не будут представлять из себя великую проблему.
Теперь о том, что мне кажется на самом деле надо обязательно в доктрине принять и улучшить.
Первое (но не самое главное) – стиль. Конечно, правы те, кто говорит, что стилистически доктрину надо существенно перерабатывать. Причем я заметил такую деталь: чем более новым является проект, тем хуже стиль изложения. Понимаете? Когда писали несколько человек, стиль изложения был лучше. Когда править стали 100 человек, это, как у Райкина, когда 100 человек шили костюм.
Поэтому первое мое предложение заключается в том, чтобы после окончания этих парламентских слушаний еще раз собрать основную рабочую группу и вернуть доктрину к нормальному стилю. Местами стиль напоминает брежневскую эпоху — понимаю, что мы стосковались по прошлому, и говорят даже по опросу какой-то телекомпании, что во второй тур президентских выборов, если бы сейчас эти президентские выборы проходили, вышли бы Брежнев с Андроповым. Но, конечно, доктрина должна быть ориентирована вперед. Поэтому стиль должен быть достаточно внятным, по возможности ярким. Сейчас недостатки стиля мешают восприятию позитивного содержания доктрины.
Второе. С моей точки зрения, в процессе доработки мы выделили определенную тенденцию: некоторая суженность целей и содержания образования. Я бы обратил внимание на то, что есть политика в области образования, как политика по отношению к образованию, как социальному институту, а есть образовательная политика, которая включает политику в области образования и все образовательные компоненты, образовательное воздействие всех других направлений государственной политики. Это не чистая риторика. По мере доработки доктрины мы все больше сводим образовательную политику к политике в области образования. Конечно, невозможно, как некоторые предлагают, прямо записать в национальную доктрину образования цели развития общества. Но мы обязаны иметь их в виду. На что следует ориентироваться? На то, что страна будет развиваться по линии распродажи ресурсов, как предлагают некоторые политические объединения, или на высокие технологии, или на индекс развития человеческого потенциала? На что мы ориентируемся: на творческое развитие личности или на воспроизводство потребительского общества? И не получим ли мы в конце концов после некоего подобия Оруэлла некое подобие Хаксли? Помните у него “О дивный, новый мир”, где людей выращивали в бутылках, мучили развлечениями и в конце концов вместо песни “О, мама, где же ты!” все пели: “О, бутыль моя, зачем нас разлучили!”.
Я считаю, что нужно смелее выходить на образовательные компоненты экономической, социальной, информационной, национальной и другой политики. Ясно: причины кризиса системы образования лежат вне системы образования. Средствами только образования систему нужно спасать, но невозможно спасти. Задавался вопрос: как, какими чрезвычайными мерами можно спасти образование в условиях враждебной информационной среды? Никакими. Варианта только два: либо ограждать людей от этой враждебной информационной среды, либо, как делают иногда, менять информационную среду.
Доктрина, с моей точки зрения, должна смелее прописывать нормы, касающиеся не только самой системы образования, но и нормы, регулирующих деятельность средств массовой информации. Отчасти это есть, но это довольно слабо. Я понимаю, каковы будут последствия. Обвинения в том, что ограничивается свобода журналистов. Но разве журналисты — единственные люди, которые заслуживают в обществе свободы? А свобода родителей в воспитании своих детей? А свобода детей воспитываться в нормальном человеческом духе, а не заменять зеленого друга леса на зеленого друга доллара, друга — книгу на друга — презерватива? Где эта свобода? Я считаю, что это должно быть более внятно прописано в проекте национальные доктрины.
Третье. В доктрине слабо прописано дополнительное образование. Это факт и надо это поправить. Слабо прописано, например, среднее профессиональное образование. Я поддерживаю предложение, что в доктрине надо прописать меры ответственности — не в деталях, конечно, а после работать над Административным кодексом, если потребуется, над Уголовным кодексом в части “Неисполнение норм законодательства в области образования”. Слабо прописан негосударственный сектор в доктрине. Надо собрать конкретные предложения, в том числе и по налоговому законодательству, и много чего другого. Я только хочу все-таки как преподаватель из провинции сказать: давайте не будем делиться на московских и немосковских преподавателей, звезды есть везде — и там, и сям, но “звездная болезнь” встречается по-разному в разных регионах Российской Федерации.
Четвертое — форма документа. Я не думаю, что надо принимать документ постановлением Правительства. К сожалению, мы имеем мировой рекорд: шесть премьеров за последние полтора года. И это очень плохо. Вы представьте себе, что шесть ректоров вузов сменилось за полтора года. Хорошо, что Министерство образования устояло при некоторых реорганизациях. Я не думаю, что надо принимать доктрину указом. Президент уходит. Указ № 1 так и не исполнен. Ясно, что будет новый Президент. Нужен закон, все с этим соглашаются. При том, что у нас юридический фетишизм соседствует с юридическим нигилизмом. Как только что-нибудь плохо, говорят: “Это потому, что нет закона”, а как только принимаешь закон, говорят: “Закон плохой, исполнять мы его не будем”. Но, тем не менее, мы говорим о правовом государстве, а значит нужен закон как более стабильная форма правового документа, чем любая другая форма.
Есть две позиции среди сторонников принятия доктрины законом. Я не предрешаю никакого решения, но хочу вас с ними познакомить.
Первый вариант. Принять доктрину, как можно быстрее. Например, было бы прекрасно, если бы закон о доктрине стал первым законом Государственной Думы третьего созыва — красивый был бы жест. Но тогда надо понимать, что механизмов реализации в этой доктрине мы не пропишем.
Второй вариант. Не торопиться. Подготовить закон, где бы первая статья утверждала доработанную доктрину, а другие статьи содержали механизм ее реализации. Такой закон написать трудно, попытки предварительные уже делались. Надо их повторить, по крайней мере, как можно быстрее “запустить” рабочую группу и, может быть, первые наброски мы получим уже к Всероссийскому совещанию работников образования. Не скрою, я — сторонник второго подхода, поскольку боюсь, что если мы примем только доктрину и после этого не произойдет никакого сдвига, то хорошая идея доктрины будет плохо воспринята педагогическим сообществом.
Пятое — процедура. Я поддерживаю прекрасную идею нашего министерства о совещании работников образования. Хорошо бы на нем раздать уже доработанный документ доктрины.
Возможно, следовало бы еще дополнительно собрать что-то вроде государственно-общественного совета по вопросам образования, в котором могли бы принять участие руководители комитетов законодательных органов власти субъектов Федерации и исполнительных органов власти, ведающих вопросами образования, и часть органов местного самоуправления. В идеале, конечно, было бы хорошо, если бы это была совместная законодательная инициатива Правительства и депутатов двух парламентских комитетов — Государственной Думы и Совета Федерации. Если это почему-то не получится, мы готовы сами внести эту законодательную инициативу.
Я бы до сих пор не исключил такой идеи, которая многим кажется утопической, как идея референдума по национальной доктрине образования. Как-то поспорил с уважаемым Николаем Дмитриевичем Никандровым (Президент Российской академии образования — прим. ред.) по поводу того, может ли наше население поддержать на референдуме доктрину или не может. Николай Дмитриевич говорил о том, что ценность образования в общественном сознании стоит не очень высоко. Я бы сказал так: это как поставить вопрос. Если мы ставим вопрос абстрактно — ценности образования, то они оказываются на 10-12-м месте в системе жизненных ценностей. Если мы ставим вопрос по-другому: “Как вы оцениваете важность образования своего ребенка?”, тогда обычно он входит в тройку самых важных жизненных ценностей.
Я не думаю, что заведомо на референдуме мы можем проиграть по доктрине. Кстати, в этом случае можно было бы на референдум вынести и 43-ю статью Конституции, но это следует, видимо, делать в том случае, если нам не удастся договориться с президентской Администрацией и другими исполнительными структурами о совместном проведении доктрины через Парламент и Президента.
В заключение я еще раз хочу сказать то, с чего начал. Все-таки есть разница между залом в январе 1998 года и сегодня. Тогда был зал полон, бурлящие страсти. Нынче — довольно скромное обсуждение. Наверное, действительно у нас такая национальная психология, чтобы мы поднялись по-настоящему, нужна беда. Мне вспоминается по этому поводу известная история о том, как школьный учитель после смерти попал по ошибке в ад, через квартал разобрались, вызывают его в небесную канцелярию и спрашивают: “Как же ты? Почему не жалуешься? Три месяца уже в аду находишься”. Он говорит: “После школы мне это место раем показалось”.
Наверно, мы уже привыкли к тому, что положение столь сложное, что люди для того, чтобы его улучшить, уже и не так стремятся. Начинают бунтовать по-настоящему тогда, когда у них еще что-то помимо этого пытаются отобрать. Я не математик и не читал Гауса с его фразой, которую нам процитировали: “Если что-то недоделано, значит оно не сделано”, но я достаточно много читал Гегеля и знаю, что диалектика утверждает: “Нельзя стремиться к полной законченности”, стремясь доделать все (не знаю, как по математике, а в истории), никогда не сделаешь ничего.
Доктрину надо дорабатывать, вне всякого сомнения. Но нельзя думать, что мы получим документ, который абсолютно всех устраивает, достаточно, если он будет поддержан основной частью общественности. Надо объединить силы, не дожидаясь, пока придет очередная беда. Хотя сейчас, перед выборами делимся по разным политическим объединениям. Все мы принадлежим к партии образования. И наши корпоративные интересы мы вправе защищать. Почему? Потому, что корпоративный интерес образовательного сообщества совпадает с общенациональным. Работая на защиту образования, мы работаем не только для себя, сколько на будущее.
И последнее. Предлагалось в качестве эпиграфа и главного тезиса к доктрине взять слова Грибоедова: “Чем человек образованнее, тем он полезнее своему Отечеству”. В порядке альтернативы я бы предложил вариант известного поэта Пьера Беранже: “Знание – свобода”. Если мы объединим усилия, как можно быстрее доработаем доктрину и сделаем ее исполняемой, т.е. проработаем необходимые механизмы, тогда мы получим поддержку педагогического сообщества, и, может быть, нам удастся переломить отрицательную тенденцию в области образовательной политики 1990-х годов.
Спасибо за внимание.