. Москва. Государственная Дума
Уважаемые коллеги! Комитет поручил мне выступить сегодня с докладом, однако по этому вопросу никаких решений пока не принимал. Поэтому сегодня я высказываю личную точку зрения, которая обсуждена с частью членов Комитета и его председателем.
В условиях дефицита законодательных инициатив в области образования, в условия, когда некоторые думские фракции пытаются заменить реальную работу по защите образования информационным шумом, можно только приветствовать внесение в Государственную Думу конкретных законопроектов, в данном случае – тремя депутатами фракции “Яблоко”. Более того, хочу назвать несколько концептуальных положений законопроекта, которые заслуживают активной поддержки.
- В плане межбюджетных отношений — замена трансфертов регионам, в которых якобы всё предусмотрено, но на самом деле средств ни на что не хватает, целевыми субвенциями. Эта идея плодотворна. В свое время мы уже вносили аналогичный законопроект, а также соответствующие поправки в Бюджетный кодекс и другие бюджетные законы Российской Федерации.
- Установление работникам образования таких же надбавок к заработной плате и иных социальных выплат, которые получают государственные чиновники. Это также абсолютно справедливо и никаких сомнений не вызывает.
- Введение субсидиарной ответственности бюджетов более высокого уровня за финансирование образовательных учреждений, если в муниципальных или региональных бюджетах средств недостаточно. Идея плодотворна, ибо государство на уровне федерации и ее субъектов не может устраняться от ответственности за реализацию права на образование своих граждан, которое установлено Конституцией или федеральными законами.
- Введение независимого контроля качества образования — также не вызывает сомнений хотя бы потому, что уже 8 лет (с 1992 года) прописано в Законе Российской Федерации “Об образовании”.
- Создание специальных бюджетных фондов поддержки образования. В образовательном законодательстве это новелла, и хотя Правительство и Правовое управление Госдумы выступают против, мне она представляется заслуживающей внимания.
К сожалению, перечисленными положениями основные достоинства законопроекта исчерпываются, а далее речь пойдет о позициях либо весьма спорных, либо, на мой взгляд, совершенно неприемлемых. Более того, сравнительный анализ двух версий законопроекта (одна из которых была представлена летом, а вторая представлена сейчас) показывает, что с юридико-технической стороны новая версия стала лучше, а с концептуальной – значительно хуже. Вот лишь некоторые примеры.
Позиция первая, общая для обеих версий законопроекта. Само его название — “Об обеспечении конституционных прав граждан на общее образование” — вызывает сомнение, причем сразу по двум причинам. С одной стороны, в статье 43 Конституции Российской Федерации гражданам гарантируется общедоступность и бесплатность дошкольного, основного общего и среднего профессионального образования, но не гарантируется общедоступность и бесплатность среднего (полного) общего и начального профессионального образования. Тем самым Конституция допускает, в частности, возможность перевода на платную основу обучение в старших классах общеобразовательной школы.
Хотел бы напомнить, что на Парламентских слушаниях в Государственной Думе в 1994 году представители органов управления образованием и педагогического сообщества Москвы задавали недоуменные вопросы следующего характера: “Как в статье 43 Конституции могла оказаться такая формулировка? Мы же перед референдумом звонили в Администрацию Президента РФ, и нам отвечали: вы только проголосуйте за Конституцию, а потом мы все поправим!”. Учителя проголосовали и теперь не знают, как изменить Конституцию, которая не гарантирует бесплатность и общедоступность старшей школы. Впрочем, степень политической наивности и доверчивости наших граждан – отдельная тема, на которой я здесь останавливаться не буду.
Отнюдь не случайно, что авторы двух заключений на законопроект, а именно: Правительство и Правовое управление Государственной Думы, не смогли однозначно определить предмет регулирования. Одни полагают, что данный законопроект призван гарантировать только право на основное общее образование, а другие – что это относится к праву на получение общего образования в целом. Поскольку очевидно, что здесь возможны разные толкования, законопроект можно понимать в смысле ревизии положений пункта 3 статьи 5 Закона Российской Федерации “Об образовании”, обязывающих государство гарантировать гражданам бесплатность и общедоступность не только основного общего, но и среднего (полного) общего образования. Ясно, что статья 43 Конституции ограничивает права граждан на образование, а потому ее нужно менять, а не подстраивать под нее действующее законодательство.
Другой вопрос, что внести поправки в действующую Конституцию Российской Федерации очень непросто, поскольку с точки зрения порядка изменения она является одной из самых жестких в мире. Для внесения поправки в статью 43 (глава 2) необходим либо референдум, либо созыв Конституционного Собрания. Предложения об изменении редакции статьи 43 Конституции РФ еще в 1994 году были внесены Советом Федерации, депутатом которого я тогда был, но по названным уже причинам до сих пор не реализованы.
Позиция вторая. Закон Российской Федерации “Об образовании” (статьи 11 и 11прим.) предусматривает, что организации, осуществляющие образовательную деятельность, могут создаваться исключительно в организационно-правовых формах, предусмотренных законодательством для некоммерческих организаций, а государственные и муниципальные организации – только в форме учреждений. Законодатель таким путем стремился ограничить коммерциализацию сферы образования. Напротив, обсуждаемый законопроект легитимизирует деятельность образовательных организаций в любых организационно-правовых формах. А поскольку он принимается позднее базового Закона, вслед за этим в сфере образования могут появиться АО, ЗАО, ТОО, ООО, ИЧП и масса других организаций “с неограниченной безответственностью”. При этом коммерческие интересы восторжествуют над образовательными.
Еще важнее другое. Возможность реализации даже тех ограниченных прав в области образования, которые прописаны в статье 43 Конституции, гарантируется государством именно в государственных и муниципальных образовательных учреждениях (либо на предприятиях), но отнюдь не в любых организациях. Другими словами, замена в обсуждаемом законопроекте учреждений на организации не только не обеспечивает, но напротив, фактически отменяет действующие конституционные гарантии. И это второе доказательство полной несовместимости названия и содержания законопроекта.
Если это ошибка, то очень грубая. Авторам законопроекта следовало бы познакомиться с той острой и длительной дискуссией, которая по данному вопросу происходила в Верховном Совете РФ и Государственной Думе первого созыва при прохождении первой и второй редакций Закона РФ “Об образовании”. Если это концепция закона, ее следует категорически отвергнуть. Одного этого положения достаточно, чтобы вредные последствия закона многократно превзошли его позитивные моменты. При таком подходе образование, повторю, окажется лишь одним из способов коммерческой деятельности, образовательные учреждения потеряют часть налоговых льгот, педагоги – право на заработную плату и пенсии за выслугу лет, установленные законом, студенты – право на отсрочку от военной службы, а все граждане – конституционные гарантии права на образование.
Позиция третья. Весьма спорным представляется раздел проекта, посвященный государственному образовательному стандарту. И вот по каким причинам.
Во-первых, понятие образовательного стандарта в обсуждаемом законопроекте расходится с его трактовкой, установленной в пункте 1 статьи 7 Закона Российской Федерации “Об образовании”. Так, минимальное содержание образования объявляется состоящим из дидактических единиц, хотя само понятие дидактической единицы не определяется. Поскольку стабильность законодательства – одно из условий его действенности, не вижу смысла в том, чтобы без крайней необходимости менять уже устоявшиеся положения.
Во-вторых, проект предполагает возможность замены учебных предметов интегрированными курсами, что фактически уничтожает стандарт. Любая школа сможет по-своему проинтегрировать эти учебные курсы. Одна сделает крен в сторону биологии, другая — химии, третья – физики, а четвертая – географии. Как после этого выпускники будут сдавать единый общенациональный экзамен, который, кстати сказать, в законопроект уже включен, знают только его авторы да “ночь глубокая”.
В-третьих, по меньшей мере, спорным является предложение установить в законе 11-летний срок обучения в полной средней школе. Более продуктивной представляется идея разноскоростного обучения, которая мною уже озвучена на Парламентских слушаниях по двенадцатилетнему образованию и к которой стали более серьезно относиться в Министерстве образования России. Суть идеи состоит в том, чтобы в разных регионах и разных школах, в зависимости от уровня подготовки детей, дать возможность освоения одной и той же (условно говоря, 12-летней) программы и за 10, и за 11, и за 12 лет. Это позволило бы более дифференцировано подходить к детям, не сдерживая развитие личности наиболее способных, и даже избежать лишних бюджетных затрат.
Кстати, что касается вопроса о введении 12-летней школы, за право быть первым противником которой шумно спорят между собой разные депутаты и целые политические фракции, то могу отослать Вас к нашей совместно с И.И. Мельниковым публикации в журнале “Школьное обозрение”, которая вышла в свет существенно раньше, чем начался информационный шум. В ней была четко сформулирована позиция Комитета, включая возможные положительные и отрицательные стороны двенадцатилетки в России, и общий вывод о том, что в данный момент ее введение не подготовлено и не продуктивно.
В-четвертых, фактически сегодня нам представлен проект закона не о государственном образовательном стандарте, но о том, как этот стандарт принимать. Так, из проекта мы почти ничего не узнаем о минимальном содержании образования как ключевом элементе стандарта. Я солидарен с авторами в том, что разрабатывать минимальное содержание образования должны не столько чиновники или депутаты, но прежде всего представители педагогического сообщества. Такую идею мы высказывали давно, а в настоящее время уже работает федеральный координационный совет по общему образованию, в который вошли по 10 экспертов, предложенных профильными комитетами Госдумы, Совета Федерации, Министерства образования, Правительства РФ, Российской Академии образования и Российской Академии наук, причем не менее половины в каждой десятке – практически работающие педагоги. Однако не верно, будто закон вообще должен обходить вопросы содержания образования. Даже если мы совместно придем к выводу, что это содержание как элемент стандарта не должно непосредственно включаться в “тело” закона, законодатель обязан расставить все необходимые “флажки”, которые будут определять направление деятельности в этом отношении исполнительной власти, чтобы с каждым новым Президентом, с каждым новым министром образования содержание школьных программ не менялось. Пора, например, положить конец ситуации в преподавании истории, когда Россия оказывается страной с непредсказуемым прошлым.
Не менее важно, что образование и фактически, и юридически — это процесс не только обучения, но и воспитания. Однако, в обсуждаемом законопроекте государственный образовательный стандарт понимается исключительно как некий набор требований к обучению. Мы, конечно, знаем, что воспитательные возможности закона ограничены по определению. Обычно закон регулирует предельные случаи человеческого поведения. Образно говоря, он либо поощряет героев, либо наказывает преступников. Но именно поэтому законодатель не должен отказываться от тех скромных возможностей воздействия на ценностную сферу человеческой жизни, которые ему доступны, не должен отдавать эти вопросы на откуп кому бы то ни было. Я не принадлежу к сторонникам механического заимствования зарубежного опыта, однако не учитывать его, как и свой собственный, нельзя. Достаточно посмотреть, как нацелены на воспитание образовательные системы США, Франции или Японии, чтобы убедиться: школа должна вернуться к воспитательной работе, хотя и на новой основе. Государственный образовательный стандарт может и должен в этом помочь.
В-пятых, проект предлагает ввести две различные процедуры: государственную итоговую аттестацию и государственную сертификацию качества подготовки выпускников. По результатам государственной сертификации должны выдаваться государственные именные финансовые обязательства (ГИФО) с различным денежным содержанием. В этой части законопроект слишком поспешно повторяет правительственные предложения по реформированию образования, именуемые обычно как концепция Грефа. Однако в этом вопросе (как и во многих других) концепция более чем сомнительна.
1. Этот сюжет явно выходит за рамки предмета регулирования законопроекта (обеспечение гарантий прав граждан на общее образование) и затрагивает отношения, связанные с реализаций права на профессиональное образование.
2. Как показывает опыт Казахстана, введение ГИФО по результатам единого экзамена приводит к сокращению числа бесплатных учебных мест в государственных профессиональных учебных заведениях. Сомневаюсь, что стоит тратить деньги на аналогичные эксперименты в России. Достаточно послать группу объективных экспертов в Казахстан, где все это уже проделано по рецептам Мирового банка и МВФ.
3. Если предложенная модель ГИФО будет реализована, это не уменьшит, а увеличит неравенство прав граждан в области образования, что легко показать на простом примере. Представим себе двух детей: одного из семьи “нового русского” средней руки, а другого — из семьи сельского учителя. Если в семье сельского учителя родится Ломоносов, он все равно блестяще сдаст любой экзамен и будет учиться, какие бы реформы вы над ним ни проводили. Но мы говорим о детях с примерно равными способностями. При новой системе репетиторство вовсе не упраздняется, как нам часто рассказывают, но школьников готовят к сдаче не вступительных экзаменов, а единого общенационального экзамена. Семья “нового русского”, естественно, нанимает репетитора долларов за 50 в час, а семья сельского учителя – скажем, за пять рублей в час. Легко понять, что в среднем национальный экзамен гораздо лучше сдадут дети из семей с более высокими доходами по сравнению с детьми из так называемых простых семей. Причем, те, кто сдал экзамены лучше, будут учиться в государственных вузах бесплатно, а кто сдал чуть похуже, будут доплачивать за учебу из родительского кармана, хотя карманы, например, бюджетников в России уже давно вывернуты. Даже международные организации, включая Организацию экономического сотрудничества и развития, уже неоднократно указывали России на недопустимо высокий уровень неравенства возможностей в сфере образования. Однако предложенная модель ГИФО не только не решает проблему, но это неравенство еще более усиливает.
4. Опыт многих развитых стран, например, Великобритании, показывает, что социальное кредитование и другие формы поддержки студентов поставлены в зависимость не столько от успешности сдачи национального экзамена, сколько от социального положения семьи студента, т.е. направлены на ограничение социального неравенства. Обещая модернизацию, отечественные проектировщики реформ, как уже не раз бывало, идут в прямо противоположную сторону.
5. Представляется, что в этой части обсуждаемый законопроект еще хуже, чем “Программа Грефа”, которая, по крайней мере, предполагает апробацию подобных нововведений путем проведения эксперимента в ряде регионов России, а окончательное решение ставит в зависимость от результатов. Но что мы будем делать, если сначала все это запишем в закон, а потом эксперимент провалится? Срочно принимать новый закон об отмене прежнего закона? Ясно, что законы так не пишутся.
В-шестых, помимо понятия государственного образовательного стандарта, авторы проекта без нужды пытаются изменить значительную часть терминологии базового закона “Об образовании”, а вместе с ней мимоходом иногда и его нормы. Например, термин “государственная аттестационная служба” заменяется термином “федеральная служба контроля качества образования”. При этом непонятно, чем второе название лучше первого. Точно также базовый закон устанавливает возможность введения специальных образовательных стандартов для лиц с отклонениями в развитии. В законопроекте же говорится лишь об особенностях реализации образовательного стандарта для таких лиц. Однако совершенно очевидно, что, к примеру, часть детей с ментальными проблемами никогда не освоят программу, соответствующую стандарту среднего (полного) общего образования, какие бы особенности его реализации ни были установлены. Базовый закон здесь точнее, чем обсуждаемый законопроект.
Позиция четвертая. Механизмы финансирования и финансовые потоки в образовании. Как уже сказано, в этой части законопроект содержит много интересного. Однако, наряду с достоинствами и перекрывая их, в нем представлены ряд ошибочных или даже вредных положений.
Во-первых, в первой версии законопроекта “деньги следовали за учеником”, но не все, и это было правильно. Во второй версии подушевое финансирование предлагается в качестве единственного финансового механизма. Говоря иронически, можно, конечно, радоваться, что образование трактуется как сфера, где не человек гоняется за деньгами, а деньги – за человеком. Однако опыт показывает, что не могут все деньги следовать за учеником, не могут по одинаковым подушевым нормативам финансироваться городская школа с классами по 30 детей и сельская школа с классами по 12. Точно так же не могут по одинаковым нормативам финансироваться ПТУ, обучающие на разные специальности. Здесь требуются различные затраты, а это значит, что необходимо, наряду с чисто нормативным финансированием, предусмотреть возможность финансирования с учетом региона, профиля и иных специфических особенностей данного образовательного учреждения.
В той или иной мере деньги всегда следовали за учеником или студентом, в т.ч. и в советский период, но этот механизм не может быть единственным. Такова концепция базового Закона. Эта концепция конкретизирована в федеральных законах “О государственной поддержке начального профессионального образования”, “О неотложных мерах по государственной поддержке начального профессионального образования” и “Об образовании лиц с ограниченными возможностями здоровья (специальном образовании)”, отклоненных Президентом Ельциным. Все это мы уже не раз пытались объяснить нашим коллегам – специалистам по реформам, но не специалистам по образованию, в т.ч. в 1997-98 годах.
Во-вторых, не вполне ясно, какой объем средств будет концентрироваться в федеральном общеобразовательном бюджетном фонде. В проекте, с одной стороны, говорится о том, что эти средства должны обеспечивать реализацию федерального компонента государственного образовательного стандарта, а мы договаривались с Министерством образования России о том, что федеральный компонент государственного образовательного стандарта общего образования должен составлять примерно 70 % объема содержания образования. С другой стороны, утверждается, что федеральный общеобразовательный фонд должен субсидировать соответствующие фонды субъектов Российской Федерации и муниципальных образований в случае нехватки их собственных средств на реализацию нормативов бюджетного финансирования в данном регионе или муниципалитете. Поэтому не ясно, какую именно финансовую нагрузку берет на себя федеральный бюджет. Это важная недоработка, хотя и не порок законопроекта. Точно так же не понятно, какая часть налогов, перечисленных в законопроекте (НДС, налог на прибыль, лицензионные сборы и т.п.), будет направляться в целевые бюджетные общеобразовательные фонды.
В-третьих, заслуживает серьезного внимания точка зрения профсоюза работников образования и науки о том, что субсидиарная финансовая ответственность государственных бюджетов за обеспечение школьного образования предполагает и введение совместного учредительства общеобразовательных учреждений. Законопроектом это не предусматривается, хотя Законом РФ “Об образовании” допускается.
Позиция пятая. Оплата труда в системе образования. Безусловно поддерживая идею введения работникам образования надбавок к заработной плате, установленных для госслужащих в статье 25 обсуждаемого законопроекта, прямо скажу: в целом предложенные его авторами нормы оплаты труда педагогов намного хуже, чем в действующем базовом законе.
В пункте 3 статьи 25 законопроекта читаем: “Ставки педагогических работников устанавливаются в размере, пропорциональном величине средней заработной платы в Российской Федерации, применяемой для исчисления пенсии. Коэффициент пропорциональности устанавливается федеральным законом”. Этот текст вызывает множество вопросов.
Во-первых, действующий Базовый закон четко говорит о том, какими должны быть размеры средних ставок и окладов работников образования. Причем, согласно закону, они определяются не волей Правительства или депутатов, а объективными показателями: уровнем средней заработной платы в стране и ее уровнем в промышленности. Вводя эти нормы в первую редакцию Закона, мы специально изучали зарубежный опыт, советовались с профсоюзами. Поскольку в этой части Закон не исполняется, понятно было бы, например, предложение о его поэтапной реализации в течение, скажем, трех лет, как это мы предлагали в специальном законе, отклоненном Президентом Ельциным, и в проекте национальной доктрины образования в Российской Федерации. Однако совершенно не ясно, зачем отказываться от простого и объективного механизма, заменяя его размытыми положениями и фактически отдавая решение вопроса в руки правительственных чиновников, на их произвол.
Во-вторых, по поводу средней заработной платы, применяемой для исчисления пенсий, которую теперь хотят использовать в системе образования, стоит сказать отдельно. Напомню, начиная с 1998 года, длится тяжба между Государственной Думой и Правительством по поводу того, на основе какой именно заработной платы исчислять пенсии, причем дело не раз доходило до Верховного Суда. Одни полагают, что это должна быть начисленная заработная плата, другие — что фактически выплаченная, а третьи – что произвольно установленная Правительством. Зачем закладывать в новый закон тот самый механизм, который не оправдался в старом законе № 113 “О порядке исчисления и увеличения государственных пенсий”, понять невозможно.
В-третьих, ссылки на то, что коэффициент пропорциональности между средней заработной платой в стране и ее величиной, на основе которой будут рассчитываться ставки и должностные оклады педагогических работников, определяется федеральным законом, ничего не меняют. В принципе Правительство может установить такой коэффициент пропорциональности, что с учетом всех надбавок заработная плата педагогов окажется такой же или даже ниже, чем сейчас. Да, мы в Государственной Думе начнем возмущаться, потребуем повышения коэффициента, даже примем специальный закон, но Совет Федерации или Президент его отклонят. Поскольку же закона нет, Правительство своим собственным постановлением (либо Президент – указом) введет такой коэффициент, какой сочтет нужным: не оставаться же учителям без заработной платы!
Вот пример политико-шахматной комбинации, простой, как детский мат. Представим себе, что некий ультрамонетарист в Правительстве или просто премьер с ироническим складом ума решил доказать авторам законопроекта, что хотели они, как лучше, а получится – как всегда. Первым ходом он вносит в Государственную Думу законопроект, в котором предусматривается установление коэффициента пропорциональности расчетной величины заработной платы к ее реальному уровню в стране на уровне 0,1. После этого на такую заработную плату “накручиваются” все надбавки, которые предлагаются в законопроекте, но результат оказывается меньше, чем учителя получают сейчас. Ответным ходом депутаты Госдумы отклоняют правительственный проект и пытаются предложить свой собственный, повышающий заработную плату педагогам, скажем, в два раза. Вторым ходом Президент отклоняет парламентский проект. Дума и (или) Совет Федерации попытаются преодолеть вето Президента, но, конечно, не набирают необходимого количества голосов. Третьим и последним ходом Правительство (или Президент) вводит такие размеры ставок и окладов в образовании, какие считают нужным. Вот и все.
Учитывая все это, я уже предлагал разработчикам и повторяю здесь: в основе системы оплаты труда педагогов нужно сохранить нормы Указа № 1 Президента России Б.Н. Ельцина (который мы готовили) и Закона Российской Федерации “Об образовании”. Дополнительно к ним можно прописать самые разнообразные надбавки, доплаты и выплаты. Безусловно, труд учителя ничуть не легче, чем труд государственного чиновника, и не менее, а, может быть, даже более важен. И мы поступили бы абсолютно правильно, распространив систему оплаты труда госслужащих на педагогов. Но, если законопроект будет принят в предложенном виде, мы лишим работников образования законных прав, законных оснований бороться за нормальный уровень заработной платы, не дав им ничего взамен.
Позвольте сделать некоторые выводы.
Первое. Законопроект не столько развивает, сколько пересматривает основные положения базового Закона РФ “Об образовании” и отчасти — Федерального закона “О высшем и послевузовском профессиональном образовании”. Причем во многих случаях в сторону ухудшения. Если законопроект в таком виде когда-нибудь будет принят, он принесет намного больше вреда, чем пользы.
Второе. Однако, и это, видимо к счастью, законопроект имеет очень мало шансов пройти через Парламент. Он объединяет три совершенно различных сюжета, три концептуальные идеи, по каждой из которых есть свои противники. Предложенная модель стандарта имеет одних противников, подушевое финансирование – других, а повышение заработной платы наверняка найдет третьих противников, прежде всего, в финансовых структурах. Поэтому в данной редакции судьба закона предрешена.
Третье. Считаю неверной исходную посылку разработчиков проекта, которую в свое время вычитал в программе фракции “Яблоко”, а именно, будто трудности с финансированием образования, с оплатой труда учителей и т.п. связаны главным образом с пробелами в действующем законе. В действительности, хотя пробелы, конечно, есть, главная беда в другом.
В последние годы в России наблюдается своеобразное сочетание юридического фетишизма с юридическим нигилизмом. Если в стране что-то плохо, говорят: нет закона либо закон плох. Но как только закон принимается, те, кому его положено реализовать, заявляют: закон нереалистичный, исполнять его не будем. В самом деле, кто мешает исполнять предписания Закона Российской Федерации “Об образовании” (равно как и положения Указа Президента Ельцина № 1) об оплате труда педагогических работников? Никто. Где гарантии того, что в случае принятия обсуждаемого законопроекта, новый закон будет исполняться лучше, чем предыдущий? Тем более, что пробелов (я бы сказал даже – “дыр”) в нем гораздо больше, чем в ныне действующем базовом законе.
Четвертое и, может быть, главное. Я уже говорил разработчикам проекта, что следовало бы “отделить зерна от плевел”, или, как иногда говорят, мух от котлет. Стоило бы разделить законопроект на несколько частей, провести их доработку и вносить отдельными законопроектами, либо поправками к Закону РФ “Об образовании”. Уверен, что многие депутаты поддержат интересные идеи, связанные с механизмами финансирования и с введением надбавок к заработной плате работников образования.
В заключение хочу еще раз сказать, что мы в Комитете по образованию и науке приветствуем самые разнообразные законодательные инициативы независимо от того, кто является их автором, но при одном условии: они должны быть направлены на поддержку системы образования и защиту прав граждан в этой области, а не в противоположную сторону.
Уважаемые коллеги! Подводя итоги дискуссии, хотел бы еще раз уточнить ряд позиций и отреагировать на некоторые из прозвучавших замечаний. При этом, поскольку Григорий Алексеевич Явлинский персонально дискутировал со мной, позволю себе персональную полемику с отсутствующим, к сожалению, Григорием Алексеевичем.
Сразу замечу, что сегодня мы имеем тот случай, когда Григорий Алексеевич был не прав, причем трижды.
Во-первых, абсолютно неверно, будто Конституция жестко ограничивает наши действия по защите права на образование. 43 статья Конституции написана либо бездарно, либо с намерением нанести вред отечественному образованию. В 1993 году не только Григорий Явлинский, но и я выступал против ее принятия. Однако Конституция, не позволяя еще больше ограничивать права граждан в области образования, к счастью, вполне позволяет их расширять. Именно это мы и сделали с Законом РФ “Об образовании”, статья 5 которого гарантирует гражданам помимо тех прав, которые установлены Конституцией, также право на общедоступное и бесплатное среднее (полное) общее и начальное профессиональное образование. То же самое мы собираемся сделать законом “О дополнительном образовании”, поскольку право на такое образование напрямую не прописано в Конституции и недостаточно прописано в Базовом законе. Иначе говоря, мы не только можем, но и должны выходить за конституционные рамки, но лишь в сторону расширения, а не ограничения прав граждан.
Во-вторых, по поводу критики Базового закона и нашего отношения к нему как к “священной корове”. Уважаемый Григорий Алексеевич продемонстрировал явные проблемы с логикой, причем типично российские. С одной стороны, он заявил, что если положение в образовании плохое, то причины надо искать в Базовом законе. С другой же, утверждал, что Россия живет вовсе не по законам, что, к сожалению, справедливо. Так, может быть, пора понять, что причины кризиса в образовании не в законе, а в его неисполнении? Например, в проводимой экономической политике, при которой денег на образование нет и не будет?
Специалисты говорят, что любое техническое устройство должно быть “дуракоустойчиво” (да простится мне непарламентское выражение). Но любой закон к тому же должен быть еще и “вредителеустойчив”. Я никогда не был сторонником теории заговора и не склонен где бы то ни было искать преднамеренных врагов образования, однако опыт говорит: как только в законе образуется “дырка”, ее немедленно используют для того, чтобы ограничить те гарантии, которые предоставляет гражданам закон. Обсуждаемый законопроект число таких “дырок” увеличивает на порядок. Но если у Вас болит горло и стрептоцид не помогает, это не значит, что следует стрептоцид менять на касторку.
Наконец, в-третьих, Григорий Алексеевич утверждал, будто учителя не представляют собой политической силы. Это не верно. Официальная статистика и профсоюзы подтверждают, что именно работники образования в России 1990-х годов стали лидерами по участию в акциях протеста. В нормальной ситуации это было бы абсурдно. В ситуации абсурда — это норма. Быть может, протестные действия работников образования не вызывают такого резонанса, как акции шахтеров, но, на мой взгляд, они не менее значимы.
Теперь о других позициях, по которым возникали дискуссии.
Начнем со стандартов. Это не первый законопроект о государственном образовательном стандарте, который мы имеем. Я вас уверяю: если бы заказные журналисты были правы, и Комитет Госдумы второго созыва хотел бы протащить, вопреки мнению педагогов, закон о стандарте, такой закон, по крайней мере, на уровне Госдумы, был бы принят. На самом деле мы потому и не спешим с законом о стандартах, что вопрос слишком сложен, и хотели дождаться времени, когда возникнет относительное согласие по этому поводу в педагогическом сообществе.
Кстати, в Комитете мы уже предварительно осуждали возможность проведения парламентских слушаний по стандартам высшего профессионального образования, хотя это компетенция Правительства. Думаю, будет абсолютно правильно запланировать следующие парламентские слушания по содержанию общего образования. Согласен с теми, кто сегодня говорил: неправильно сначала составлять и утверждать сетку часов, а уж затем подгонять под нее содержание образования. Логика требует прямо противоположного.
В чем абсолютно поддерживаю уважаемого А