Социален ли бюджет 2007 года

Программу ведет Михаил Соколов.

Михаил Соколов: Сегодня мы поговорим о думской деятельности.

В нашей Московской студии – депутаты Государственной Думы России Андрей Буренин, фракция «Единая Россия», член Комитета по бюджету, и Олег Смолин, Первый заместитель председателя Комитета по образованию и науке, фракция КПРФ, хотя и беспартийный.

Ну что ж, давайте начнем мы, наверное, с разговора о бюджете следующего года. В понедельник Бюджетный комитет Государственной Думы рекомендовал принять этот проект в первом чтении. Голосование бюджета первый раз пройдет на пленарном заседании в эту пятницу.

И я бы обратился к господину Буренину, поскольку он участвовал во всех этих заседаниях и во встрече с министром финансов господином Кудриным, которая прошла сегодня вечером. Что, собственно, для вас принципиально? Вот ваша фракция «Единая Россия», как сообщил господин Кудрин агентству «Интерфакс», решила голосовать за бюджет. Почему?

Андрей Буренин: В рамках нулевого чтения, а оно проходило с начала июля до настоящего момента, в бюджет по требованию нашей фракции были внесены существенные изменения. Более 200 миллиардов направлены на дополнительные, в основном социально значимые расходы. В частности, более чем на 26 процентов возросли текущие расходы бюджета, социальная направленность бюджета в этот раз не поставлена даже такими критиками, как Счетная палата, под сомнение. В 1,5 раза увеличены капитальные расходы. И так далее.  

Михаил Соколов: Я обращусь к Олегу Николаевичу Смолину. Вы, конечно, смотрите немножко со своей колокольни, я бы сказал, с ведомственной, в смысле – образование и наука, и политической. Как вы видите бюджет 2007 года?

Олег Смолин: Нет, я смотрю не с ведомственной, а с образовательной точки зрения, и даже не с политической, а я смотрю с социальной точки зрения.

Не знаю, как насчет Счетной палаты, но у бюджета 2007 года нашлись критики в лице даже крайне умеренных представителей социальных организаций. Жесткой критике бюджет подверг Михаил Шмаков и целый ряд профсоюзов социальной сферы, что не удивительно.

Я позволю себе напомнить, что в следующем году заработную плату в бюджетной сфере, а это, конечно, мое родное образование, но не менее родная медицина, культура, наука – социальная сфера, предполагается поднять на 15 процентов с 1 сентября. То есть в расчете на год это 5 процентов роста заработной платы, я хотел бы напомнить.

Я хотел бы также напомнить, что партия «Единая Россия» устами Бориса Грызлова и многих других своих лидеров торжественно клялась в любви к избирателям и в том, что в 2007 году минимальная заработная плата выйдет на прожиточный минимум. Так вот, сообщаю радиослушателям, которые, увы, у нас часто забывают, кто и чего им обещал (как говорят, обещать – не значит жениться), что в следующем году минимальная заработная плата после всех повышений составит 1400 рублей. То есть, по данным Социального комитета, менее 35 процентов от прожиточного минимума. И более того, как сообщает нам Социальный комитет (а ему, наверное, виднее), в дальнейшем правительство вместе с правящей партией сокращать эту разницу не собираются.

Я не раз задавал вопрос господину Кудрину, господину Зурабову… не свой, а тот самый вопрос, который мне задают избиратели. Я готов отвечать на любые, самые острые вопросы избирателям, кроме одного: «а как прожить в России на минимальную зарплату или минимальную пенсию?». Тот же вопрос я задавал господам Кудрину и Зурабову, и ни разу никакого вообще ответа на него, естественно, не получил.

Михаил Соколов: Ну что ж, я думаю, что у господина Буренина есть какие-то возражения или комментарии. Действительно, вот эта 15-процентная индексация зарплаты бюджетников, по мнению экспертов, не доводит минимальную зарплату до прожиточного минимума.

Олег Смолин: До 35 процентов прожиточного минимума.

Михаил Соколов: Там разные есть расчеты.

Олег Смолин: Нет, это оценки Комитета по труду и социальной политике, между прочим, возглавляемого представителями правящей партии.

Михаил Соколов: Я бы еще заметил, что здесь есть такая цифра интересная – это уровень инфляции на 2007 год. Он 6,5 — 8 процентов. Собственно, часть этой индексации будет «съедена» инфляцией. А еще ни разу правительству не удалось удержаться в заявленных рамках инфляции. Из этих 15 процентов, с учетом опыта предыдущих лет, уж 10 процентов точно будет «съедено». Пожалуйста, Андрей Викторович.

Андрей Буренин: Партия «Единая Россия» брала на себя несколько другое обязательство, которое состояло в том, чтобы за три года – 2005, 2006 и 2007 годы – увеличить заработную плату бюджетникам в реальном выражении, то есть за минусом фактической инфляции за эти периоды, в 1,5 раза. Это именно тот вопрос, который не был полноценно решен в рамках июльской презентации бюджета Минфином, тот вариант, который рассматривался на заседании правительства. Сейчас, после 15-процентного повышения с 1 сентября за три года — это с цифрами и с фактической инфляцией за 2005-2006 годы и пока ожидаемой за 2007 год, поскольку если она будет больше, то мы, безусловно, зарплату будем поднимать выше, — эта задача, безусловно, решена.

И здесь, опять-таки разговаривая о минимальной заработной плате, на которую много ссылаются… «Как можно прожить на 1400 рублей?». Ну, друзья мои, вот мне такой вопрос уже 100 лет задают — пока я работал министром финансов Иркутской области. Приходят бюджетники: «Как можно прожить на 100 рублей (на 200, на 300)?». Я в этих случаях всегда говорю очень простую вещь: «Ребята, идем к вам в организацию, поднимаем ведомости. Смотрим: первая ставка тарифной сетки. Есть хоть один в этом бюджетном учреждении, кто ее получает? Нет ни одного. Вторая, третья, четвертая, пятая есть? Ни одного нет. Начинаем дальше смотреть: шестая, седьмая. Кто-нибудь получает по ставке без коэффициентов? Никто. Кто-нибудь не совмещает по двум-трем ставкам? Никто. Премии сколько составляют в фонде? 40-50-60 процентов. Доходы от внебюджетной деятельности, сколько от зарплаты составляют? Два-три-четыре раза». И получается удивительная картина, когда минимальный размер оплаты труда абсолютно не имеет никакого отношения к тому, сколько реально получают люди.

Михаил Соколов: Пожалуйста, Олег Николаевич, я вижу, что вы готовы ответить.

Олег Смолин: Насчет «1,5 раза в реальном исчислении» – это было известное заявление президента. Причем я уверен, что и президента обсчитал Минфин вместе с правящей партией, поскольку… и профсоюзы, кстати, так считают, поскольку в реальном исчислении начали считать заработную плату еще до того, как президент пообещал начать ее считать, — увеличение в 1,5 раза.

Что касается моего заявления, то это совершенное другое. Я надеюсь, что на Радио Свобода есть некоторые архивы. Я не уверен, что мы получим записи с Центрального телевидения, но с Радио Свобода, наверное, мы можем получить многократные, прозвучавшие во всех эфирах, заявления Бориса Грызлова и других лидеров фракций о том, что в 2007 году минимальная зарплата выйдет на прожиточный минимум. Надеюсь, мы это получим.

И что касается обещаний президента. Между прочим, например, в этом году базовая часть пенсий увеличена на 8,5 процента, а ожидаемая инфляция – 9,7. То есть получается, что и пенсия-то не растет, а базовая ее часть относительно инфляции даже сокращается. Причем это рост инфляции средний, а если посмотреть на рост прожиточного минимума, то есть цен на товары первой необходимости, то он значительно выше.

Что касается следующего года, то хотел бы напомнить, что даже президент публично совсем недавно в послании обещал 20 процентов в реальном исчислении. В следующем году ожидается чуть более 15 процентов в реальном исчислении. И даже Минфин и Пенсионный фонд признают, что они не дотягивают до обещаний президента. А вообще у нас обещания чего-нибудь стоят?!

Говорят, в Венгрии митингуют перед зданием парламента, требуя изгнать правящую партию за то, что она дает ложную информацию. У нас, интересно, кто-нибудь хотя бы что-нибудь помнит по поводу обещаний? Или у нашего народа синдром «девичьей памяти»?

Михаил Соколов: Правда, левую партию пытаются из правительства выгнать.

Олег Смолин: В данном случае это не важно.

Михаил Соколов: Я все-таки хотел бы от Андрея Буренина получить ответ на вопрос об инфляции. Почему закладываются каждый год расчеты по инфляции, которые явно занижаются? 

Андрей Буренин: Вы знаете, эта тема, так скажем, многофакторная. Если мы посмотрим последние пять лет – с 2000-го, по сути дела, по текущий год, — то ежегодно макропоказатели, на основе которых строится бюджет, — это в первую очередь ВВП, рост ВВП, цена на нефть и темпы инфляции, они существенно расходятся с тем, что есть фактически.

И у этой проблемы есть, наверное, три составляющих. Первая составляющая – это то, что в стране качественного государственного управления в части прогнозирования, по большому счету, нет. Если мы сравним такие базовые документы, как Основы бюджетной политики, то, что связано с кредитной и денежной политикой, Прогноз социально-экономического развития, то эти документы системно не объединены. И если все это еще наложить на качество статистической службы, то, конечно, прогнозировать в таких условиях достаточно сложно.

Второй момент заключается в том, что Минфин, как ведомство консервативное, он всегда стремится к тому, чтобы исполнять бюджет в наиболее комфортных для себя условиях, то есть иметь некоторый оперативный простор и, соответственно, занизить доходы, в том числе, через занижение инфляции.

Михаил Соколов: То есть скрыть от парламента?

Андрей Буренин: Да, то есть скрыть от парламента. Хотя это на самом деле можно обсуждать. Это не самый серьезный инструмент, коим они обманывают парламент. Есть инструменты более серьезные.  

Олег Смолин: «…Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад…».

Андрей Буренин: Высшее политическое руководство страны задало некие параметры по инфляции, которые нужно выполнять. 

Олег Смолин: А можно я два слова скажу про прогнозирование?

Михаил Соколов: Пожалуйста.

Олег Смолин: Я не экономист, но арифметике учился.

Так вот, в прошлом году плановый профицит бюджета – дополнительные доходы (объясняю для слушателей) – должен был составить 278 миллиардов рублей. Потом его поправили на 1440 миллиардов рублей – он оказался еще больше. Но я не об этом. Вот я спрашивал преподавателей школьной экономики, что бы они поставили студенту, который в расчетах ошибся всего в пять раз, или ученику-старшекласснику. Говорят: «Понятно, какую оценку». Но мы регулярно говорим о том, что правительство у нас работает замечательно, и правящая партия его одобряет. Всего в пять раз ошиблись в расчетах профицита бюджета. То есть в 10 раз.

Михаил Соколов: Так получится, что бюджет будет с дефицитом?

Андрей Буренин: Нет, бюджет сейчас пока не будет с дефицитом, безусловно, поскольку цена отсечения – 27 долларов, а сейчас чуть-чуть выше 60 долларов идет. 

Михаил Соколов: Андрей Викторович, так получается ведь такая ситуация. Есть такие тенденции интересные на мировом рынке: крупнейшие Пенсионные фонды мировые сейчас стали вот эти фьючерсы, собственно, продавать. Они сейчас выводят деньги из нефти, они реализуют свою прибыль. Собственно, это падение – эта тенденция может и дальше пойти?

Андрей Буренин: Конечно. Посмотрите последние Нобелевские премии по финансам, по экономике – везде идет «психологические финансы», «психологическая экономика». 

Олег Смолин: Извините, тогда я скажу более серьезную и важную вещь. Сколько лет у нас находится у власти правящая партия? Сколько времени было при колоссально высоких ценах на нефть для того, чтобы произвести техническую реконструкцию экономики, сориентировать экономику хоть как-то на современные высокие технологии? Мы как были страной, которая гонит нефть и другое сырье на Запад, так и остались. Никакого сдвига в этом смысле, приходится констатировать, нет.

Андрей Буренин: Уважаемый Олег Николаевич, тогда мне вам просто придется напомнить и экономическую историю нашей страны, бывшей нашей страны – Советского Союза – с 1975 по 1985 год, когда все это мы уже проходили. Только в отличие от той ситуации мы все истратили на ширпотреб и продукты питания, а сейчас у нас есть…    

Олег Смолин: А мне придется напомнить начало 90-х годов, когда, по данным Сибирского отделения Академии наук, промышленное производство обвалилось в 5 раз, сельскохозяйственное – в 3, а «оборонка» и легкая промышленность – в 10 раз.

Андрей Буренин: Олег Николаевич, тогда придется напомнить, кто во втором и третьем созыве находился фактически у руля законодательной власти.

Олег Смолин: А вот тогда я хочу напомнить Андрею Викторовичу, что вообще «папа у Васи силен в математике». Во втором созыве Государственной Думы левые фракции, все вместе взятые, не набирали более 215 депутатских мест.

Андрей Буренин: А в третьем созыве?

Олег Смолин: А в третьей Думе – тем более. Вы как будто этого не знаете. Вы как будто не знаете, что вы даже комитеты отобрали в третьей Думе у депутатов левых фракций.

Михаил Соколов: Ну что ж, давайте мы подключим к этому разговору, который принял исторический характер, слушателей. Пожалуйста, Юрий Григорьевич из Петербурга, ваш вопрос. Здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер, господа. Вы меня извините, но я слушаю – и у меня волосы встают дыбом не только на голове. Неужели Буренин не может понять, что человека заставлять работать на пяти-шести работах нельзя? Зачем приводить показатели, которые он получает, занимаясь совместительством? Врач на «скорой помощи» получает 12 тысяч. Я спросил: «Сколько вы хотите получать?». Он говорит: «30 тысяч, чтобы не совмещать, чтобы не бежать после работы еще куда-то». Вот надо о чем говорить. Кто дал право руководящей партии, которая захватила власть, которая занимается трудоустройством чекистов, выполнять такие функции, как угнетение народа, заставлять работать на пяти-шести работах?!

Михаил Соколов: Юрий Григорьевич, я только напомню вам, что она власть-то и не захватила, а на выборах народ так проголосовал. Ну, что делать… Вот такой народ, он вас расстраивает. Может быть, и кого-то еще расстраивает.  

Андрей Буренин: Тем не менее, я все-таки попытаюсь ответить на этот вопрос. Речь идет в данном случае, безусловно, не о людях, которые реально работают на шести ставках, — такое физически невозможно при 8-часовом рабочем дне. Я говорю о достаточно стандартной ситуации, когда реальная заработная плата при стандартном рабочем дне в бюджетных учреждениях не имеет к МРОТу абсолютно никакого отношения. Что касается непосредственно людей, которые работают в тяжелых условиях, на тех же машинах «скорой помощи», то именно для этих целей «Единая Россия» серьезно подняла ту заработную плату, которую они сейчас получают. Это сделала не КПРФ в предыдущих составах и так далее. Это сделано не с подачи президента. Это непосредственно проекты, которые проведены нашей партией.

Михаил Соколов: Вот я посмотрел экспертные оценки бюджета. Очень интересно, как   военные эксперты посмотрели. Рост зарплат военных, ну и в силовых структурах, то есть МВД, лишь на 1-2 процента превысит инфляцию. И очень интересная деталь. По расчетам военного эксперта Василия Зацепина, зарплаты собственно в войсках вырастут на 14 процентов, 12-14, а в центральном аппарате Министерства обороны – на 24 процента. Видимо, там, где самая «сложная» служба. Неужели вот это нельзя проконтролировать?

Андрей Буренин: Вы знаете, зарплата военнослужащих – это очень большая специфика. Там нет тарифной сетки, как у бюджетников. Поэтому этим занимаются в основном специалисты. Тем более, большая часть статей там носит закрытый характер…

Михаил Соколов: Но это ваше уже решение – закрываться от народа.

Олег Смолин: А я хочу прокомментировать уже не с точки зрения военных, а с точки зрения общей социальной политики. Каждый год наше правительство в среднесрочных программах говорит о том, что одна из задач – это ограничение роста социального неравенства. И практически каждый год констатирует, что это социальное неравенство растет. И удивляться здесь нечему. Например, если, скажем, по сравнению с эпохой проклятого прошлого расчетная стипендия у студента вуза упала примерно в 3,5 раза, то в техникуме – уже в 7, а в ПТУ – в 10. Мы прекрасно знаем, что самые необеспеченные студенты, точнее сказать, дети самых необеспеченных родителей учатся в ПТУ. И именно там в 10 раз упала стипендия по сравнению с эпохой проклятого прошлого.

Михаил Соколов: Олег Николаевич, вы к нам приехали с митинга – митинг протеста против закона «Об автономных учреждениях». 300 человек там, по сообщениям агентств, митинговало. И я, честно говоря, не очень понимаю, что вас так взволновало. Ну, будут созданы некие автономные учреждения, которые не будут бюджетными, будет управлять ими наблюдательный совет, как коллегиальный орган, будут они жить по средствам, им дадут какую-то собственность, какой-то первоначальный капитал, и государство не будет за них отвечать.

Не очень понимаю, например, почему московские налогоплательщики должны платить за огромное количество театров. Наверное, среди них есть немало и тех, которые могли бы жить и на свои деньги.

Олег Смолин: Спасибо, Михаил, за этот вопрос. Я просто хочу напомнить, что еще недавно по российскому законодательству, по крайней мере, все образовательные учреждения реально были автономными. Мы в 1992 году приняли закон, еще Верховный Совет, который дал широкие возможности для академических и экономических свобод любому образовательному учреждению – настолько широкие, что даже не все сначала смогли ими воспользоваться. После этого наше правительство (члены которого считаются почему-то рыночниками) и большинство Государственной Думы благополучно принимают законы, включая (не к ночи будет помянута) и монетизацию, которыми резко ограничивают свободы всех, а не только образовательных учреждений. И все были посажены на казначейство, они не могут «ни охнуть, ни вздохнуть, пришло хоть ноги протянуть», вспоминая известную сказку.

После этого для того, чтобы дать этим учреждениям некоторое количество свободы, нам предлагают превратить их в так называемые автономные. Сначала еще лучше предлагали. Нам предлагали не только закон об АУ, но еще и закон о ГАНО – замечательная аббревиатура. В русском языке иногда звучание соответствует значению. Это «государственные автономные некоммерческие организации».

Мы на самом деле не только не против автономии, а мы за нее. Более того, мы ее уже давали. Теперь у них отобрали автономию…

Михаил Соколов: А что дадут-то?

Олег Смолин: Сейчас расскажу. Как нам объяснял в свое время господин Кузьминов, ректор Высшей школы экономики (в просторечии именуемая «вышка»), что дадут примерно столько же свободы, сколько и имели по закону об образовании, то есть назад возвращают свободу.

Но при этом происходит следующее. Позиция первая. Ставится под сомнение целый ряд скромных завоеваний образовательного законодательства. Ну, например, отсрочки от армии предусмотрены для тех, кто учится в государственных образовательных и в муниципальных образовательных учреждениях. Будут ли в АУ? – не факт.

Второе. Фактически ликвидируются конституционные гарантии. Статья 43 Конституции гарантирует кое-что тем, кто учится. Ну, аналогичные статьи по поводу медицины и культуры в государственных и муниципальных учреждениях.

Михаил Соколов: Вы имеете в виду бюджетное финансирование?

Олег Смолин: Я имею в виду, если говорить о 43-ей статье, именно право на бюджетное, или бесплатное, образование.

А что теперь? Теперь эти автономные учреждения переводятся на финансирование путем государственных заданий. Сколько государство посчитает нужным учить студентов, никто не знает. Мы же не какая-нибудь проклятая Германия – это у них за 90 процентов бюджетных студентов. А у нас уже давно меньше 50-ти. Правда, минимальная заработная плата в этой самой Германии около тысячи… извините, европейских рублей (слово «евро» я не могу произносить как депутат Государственной Думы по нашему «замечательному» закону), а у нас минимальная заработная плата пока 1100 рублей.

Короче, даже Комитет по собственности, руководимый так называемым либеральным крылом «Единой России», прописал совершенно четко, что смысл закона – резкое сокращение бюджетных, или бесплатных, социальных услуг и социальных благ, и замена их платными социальными услугами. Даже Комитет по собственности.

И, наконец, в законодательстве, в частности, в законе об образовании есть прямой запрет на приватизацию государственных и муниципальных учреждений. Будет ли этот запрет распространяться на АУ? – совершенно не факт. Более того, в законе внятно написано, что АУ отвечает по своим обязательствам всем принадлежащим ему имуществом.

Михаил Соколов: Значит, банкротить можно?

Олег Смолин: Конечно. Это одна сторона дела.

Вторая сторона дела. Руководитель АУ может свободно принять решение о вложении принадлежащего АУ имущества в любую другую организацию частную. То есть идет процесс «ползучей» приватизации фактически повсеместно.

Правда, я должен сказать, справедливости ради, что ко второму чтению закон чуть-чуть улучшен — теперь человеческому потенциалу России голову будут отрезать не сразу, а частями. Предлагается дать возможность выбора добровольного перехода в АУ учреждениям, и, конечно, такой выбор сделают именно те, кто уже более-менее успешно работает на рынке. То есть мы, скорее всего, в качестве государственных потеряем наиболее продвинутые учебные заведения, культурные организации, организации науки и так далее.

И последняя фраза. Вот как рассуждает один знакомый ректор московского вуза: «Да зачем мне ваш бюджет по 700-800 долларов на студента? У меня очередь желающих платить по 3 тысячи. Я от бюджета откажусь. Я буду брать студентов только на платной основе – по 3 тысячи долларов. Я помогу вузу. Преподаватели будут больше получать. Все замечательно».

Михаил Соколов: Но счастье же…

Олег Смолин: Но только бюджетных студентов в вузе больше не будет. А никто еще не доказал, и не докажет, что распределение, извините, мозга, или серого вещества, в голове совпадает с распределением денег в кошельке у родителей.

Михаил Соколов: Ну что ж, господин Буренин, пожалуйста, ваш комментарий. Видите, какое злодейство собирается сделать фракция «Единая Россия» в ближайшую пятницу.

Андрей Буренин: Мы начали с упоминания всуе закона о монетизации, а это очень хороший пример того, как не нужно вести государственную политику, как в условиях, когда в четыре раза увеличили финансирование, получили еще негодование людей. Которые сейчас уже по факту реализации закона, что показывают все социологические опросы, в большей степени довольны тем, что они получают, и никаких возражений с мест нет, а идут только положительные отзывы. Это говорит о том, что такого рода проекты сложных социальных законов – это проекты гуманитарные. И в первую очередь людям нужно объяснять, о чем идет речь.

С АНО точно такая же ситуация. Я внимательно прочитал статьи Олега Николаевича, а сейчас вот пришли обращения профсоюзов. И я просто понимаю, что людям не объяснили, о чем идет речь. Мне законопроект достаточно легко оценивать, причем сразу с двух позиций. Я пять лет своей деятельности в финансовом органе субъекта финансировал учреждения, прекрасно знаю, как составляются сметы, как получаются доходы от предпринимательской деятельности, какие стимулы там существуют. И 10 лет я преподавал в госуниверситете, в том числе возглавляя кафедру финансов в Иркутском госуниверситете. То есть знаю примерно, как строятся стимулы.

И существуют два принципиальных момента, которые оправдывают и полностью обосновывают принятие данного закона. Первый момент больше финансовый, а второй момент стратегический.

Финансовый момент – это субсидиарная ответственность. Суть ее в нашем случае заключается в следующем. До бюджетного учреждения ежегодно доводится план по расходам – это то, что государство дает постатейно на реализацию деятельности учреждения. Некоторые руководители учреждений заключают договоры на суммы большие, чем им предоставлено по плану и потом пришло по факту. И через два-три года, после того, как неудовлетворенная коммерческая, например, организация, которой предоставили эти товары, работы и услуги, и учреждения, идут в суд и выигрывают. На бюджет сваливается куча исков. Руководителей учреждений уже сто лет нет. И эти иски нужно удовлетворять за счет других учреждений, в том числе, которые не нарушали законы.

Поэтому нужно очень четко и ясно сказать, что государство не несет ответственности за деятельность непонятных руководителей бюджетных учреждений. И если они на себя берут коммерческую составляющую, или подобного рода безответственность, они должны нести ответственность, соответственно, частично с уголовным наказанием, частично с гражданско-правовым в рамках тех денег, которые они сами заработали. Вот первый и основной момент, который необходимо отметить, который решает законопроект.

Второй момент, он более важный. Подойдите к любому человеку на улице и спросите: «А вы удовлетворены тем, как учат в наших школах, как лечат в наших больницах или как к вам относятся в театрах и музеях?».

Михаил Соколов: Смотря в каких больницах и школах.

Андрей Буренин: Конечно. В Москве может быть по-другому, а в регионах, где недофинансирование и так далее, ситуация достаточно предметная.

И здесь проблема очень простая. Проблема состоит в том, что у учреждений нет стимулов для того, чтобы удовлетворять граждан, предоставляя им нормальные услуги. Потому что учреждения получают деньги на содержание, а не на результативность работы. Эта система, которая у нас сейчас есть, называется «система содержания бюджетных учреждений». А есть система финансирования, ориентированная на результат, которая в развитых экономиках с нормальными рыночными стимулами и демократическими правительствами 80 процентов расходов бюджетов покрывает.

И в части бюджетных учреждений ситуация должна быть очень простая. Задается бюджетное задание: такого-то рода услуги, с таким-то качеством гражданам предоставить. За это выплачивается определенная сумма денег. А не за то, что кто-то просто так штаны протирает, несколько утрируя. Об этом речь и идет сейчас – чтобы поменять схему финансирования. Причем и сейчас многие учреждения получают деньги за коммерческую деятельность, сдавая, в том числе, в аренду имущество. Та же Академия наук или вузы очень часто… Хотя имущество государственное. А государство не имеет к этому никакого отношения.

Михаил Соколов: Почему же? Контролирует. А вот Сергей спрашивает: «Возрастет ли налогообложение, налог на землю у автономных учреждений?».

Андрей Буренин: Абсолютно не поменяется. Будет один в один. Да никто и не заинтересован в том, чтобы это менять, поскольку должна быть равная конкуренция при равной налогооблагаемой базе.  

Олег Смолин: Начну с того, что Андрей Викторович обладает большим оптимизмом насчет 122-го закона. У меня на руках результаты опроса «Левада-Центра» (наверное, самого уважаемого). Так вот, на вопрос о том, должен ли закон «О замене льгот денежными компенсациями» быть отменен и должно быть установлено право гражданина на выбор между льготами в полном объеме и денежными компенсациями, 79 процентов ответили «да, должен быть отменен». 

И что касается того, что все сохранится. Друзья, я дал более 40 поправок к закону об АУ. Одна из поправок очень простая: назвать АУ государственными или муниципальными. Профильный комитет отказал в моей поправке называть прямо эти автономные учреждения государственными или муниципальными. Это говорит о том, что по факту мы говорим, что «да, это разновидность, или тип, государственных учреждений», а фактически мы имеем в виду совершенно другое.

И, кстати, по поводу того, что нельзя приватизировать особо ценное и недвижимое имущество. Депутат Оксана Дмитриева очень хорошо вам объяснила, Андрей Викторович, что будет происходить в действительности. Чиновник будет решать, какое имущество музея отнести к особо ценному, а какое к не особо ценному. Например, скажем, Рембрандта – к особо, а импрессионистов – к не особо. После этого не особо ценное можно будет продавать, вкладывать в фонды совместных организаций и так далее. Представляете, какие будут откаты! Что там 2 процента. 22 процента, наверное.

Поэтому будут ли на самом деле соблюдаться все те законодательные нормы, которые установлены для государственных учреждений, — это еще большой вопрос.  

Андрей Буренин: Сейчас в бюджетных учреждениях любое недвижимое имущество, в том числе и Рембрандт, если его можно двигать, оно двигается без всяких на то оснований, поскольку есть такое право у руководителя учреждения. Предлагается ограничить право. В части недвижимого имущества ничего не меняется. И сейчас ни один руководитель бюджетного учреждения не имеет права продать недвижимое имущество без письменного согласования руководителя КУГИ — Комитета по управлению госимуществом или муниципальным имуществом.

Олег Смолин: Сейчас не имеет.

Андрей Буренин: Не имеет, и не будет иметь. Один в один.

Олег Смолин: А вот это в зависимости от того, какое имущество чиновник отнесет к не особо ценному.

Михаил Соколов: Господа, давайте мы слушателей подключим к разговору.

Галина Иосифовна из Петербурга, пожалуйста, ваш вопрос Андрею Буренину и Олегу Смолину. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Вот оба депутата сидят и спорят. Но я хотела бы задать обоим вопрос. Как они относятся к льготному питанию за смешные деньги в Думе? При ваших-то зарплатах!.. Об этом пишут в СМИ уже не один год.

Михаил Соколов: Осталась там одна столовая. Вот давно я там не был, не знаю, как уж там с ценами.

Слушатель: Даже приводится меню, по каким ценам… И совсем недавно говорили. Это же все правда.

Михаил Соколов: Так, Андрей Викторович, дотируете вы сами себя?

Андрей Буренин: Мне сложно сказать, я там ни разу не питался на самом деле. Но насколько я могу судить по СМИ, вопрос, действительно, есть. Хотя в смете, которую мы утверждаем ежегодно, на содержание Госдумы дотаций я не видел.

Олег Смолин: Я могу сказать только одно. Я-то питаюсь в думской столовой. Наверное, по московским меркам цены там достаточно низкие. Но когда ко мне приезжали учителя из города Полевского Свердловской области, они мне сказали, что им предложили пойти в думскую столовую пообедать, они пошли – и ругались последними словами за то, что их туда послали, поскольку им это недоступно.

Михаил Соколов: Наталья из Москвы, пожалуйста, ваш вопрос. Здравствуйте.

Слушатель: Добрый вечер. Я слушаю депутатов, и вспоминаю Стругацких. Вот ваши «АУ» и «КУГИ» очень напоминают «ничяво» из повести-сказки «Понедельник начинается в субботу».

И хотела бы я задать два вопроса. Как будет увязана тарифная сетка, допустим, в высшей школе с прожиточным минимумом?

И второй вопрос. Рейтинг вузов, который должен