Июнь
Послание Президента России Федеральному Собранию страны 26 мая вызвало многочисленные восторженные комментарии политиков и политологов. Реакция граждан тоже была положительной. То и другое не удивительно: времена, когда радио и телевидение позволяли себе критиковать главу государства, давно прошли, а В.В. Путин, в отличие от прошлого года, действительно немало говорил о социальных проблемах. Однако далеко не все из тех, кто слушал Послание, услышали всё, что сказал Президент, а тем более обратили внимание на то, о чем он умолчал.
Собственно об образовании. Под доброй половиной сказанного Президентом сходу готов подписаться:
- “… российское образование — по своей фундаментальности – занимало и занимает одно из ведущих мест в мире”;
- “Мы обязаны внедрить в практику адекватные времени образовательные стандарты… содержание образования должно соответствовать самым высоким мировым стандартам. При этом нельзя забывать и о накопленных отечественных преимуществах”;
- “Выпускники школ – независимо от имущественного положения родителей – должны иметь возможность поступать в вузы в соответствии с уровнем их знаний. Для этого потребуется абсолютно прозрачная и объективная система оценки знаний при поступлении в учебные заведения, воссоздание в широком масштабе подготовительных отделений в вузах и адресное предоставление стипендий. А молодым людям, проживающим далеко от престижных университетов, надо обеспечить возможность для сдачи вступительных экзаменов”;
- “…полагаю также возможным заключение договора со студентом, который после получения бесплатного образования должен отработать по специальности определенный срок либо вернуть деньги, затраченные государством на его обучение. И начать, видимо, надо с дефицитных сегодня специальностей… в интересах отечественного бизнеса – участвовать в подготовке необходимых экономике специалистов, используя для этих целей образовательные кредиты”. – Вполне приемлемо, однако с двумя принципиальными уточнениями.
Во-первых, опущен вопрос о социальных образовательных кредитах (т.е. о кредитах на жизнь в период обучения), без чего студенты из семей с низкими доходами учиться не смогут.
Во-вторых, систему образовательных кредитов и “отработку” нельзя вводить по отдельным дефицитным специальностям, иначе число желающих поступить в такие ВУЗы резко упадет, а конкурсы в другие пропорционально вырастут.
Немало в президентской речи таких положений, которые вызывают тревожные вопросы или прямые возражения. Вот лишь некоторые.
“…достижение оптимального уровня госрасходов… должно стать базовым принципом экономической политики… Правительству надо прежде всего провести реструктуризацию огромной сети бюджетных учреждений,.. изменив порядок их финансирования и сам статус… таких учреждений”.
Что такое “оптимальный уровень госрасходов”? Это когда резервный фонд Правительства — 384 млрд. рублей, валютные резервы Центробанка – свыше 100 млрд. долларов, а детское пособие – 70 рублей? Или минимальная зарплата – 600?
Что такое “реструктуризация”? В переводе с постсоветского новояза слово означает лишь сокращение, ликвидацию и т.п.
Что значит изменить порядок финансирования и статус бюджетных учреждений? Превратить их в организации и попытаться приватизировать? В самых развитых странах, которые мы якобы догоняем, ничего подобного нет. А главное, как можно, сокращая детсады, школы и больницы, обеспечить конституционное право граждан на бесплатные образование и медицину?
“…по сравнению с советским периодом почти утроился прием в вузы, и число поступающих в них фактически сравнялось с числом выпускников средних школ. Ну кому это надо?”.
Действительно, количество студентов в стране – едва ли не единственный социальный показатель, по которому Россия обогнала собственное советское прошлое. В расчете на 10 тысяч населения в 1980 г. их было 221, а в 2004 – 427. Правда, тогда все учились бесплатно, а теперь бюджет платит за 196 студентов. Кстати, современные российские показатели значительно ниже американских или южно-корейских. Но именно они и вызывают недовольство властей!
Хотя вопрос о студентах был риторическим, рискну на него ответить.
Во-первых, “это надо” самим студентам – чтобы получить шанс на приличную работу, зарплату, место в жизни, некоторым – для того, чтобы не служить в армии, где в результате “реформ” условия для нормального парня стали почти невыносимыми.
Во-вторых, “это надо” обществу. По официальным оценкам, средний уровень образованности граждан страны в пересчете на количество лет обучения по сравнению с советским периодом упал примерно на 2 года. По американским данным примерно 15-летней давности, лица с высшим образованием, составляя в США около четверти, создают не менее половины всего валового внутреннего продукта. Наконец, по прогнозам постиндустриалистов, новую информационную цивилизацию невозможно создать, если от 60 до 90 % всех работников не будут иметь высшее образование и ученые степени.
Если же Президент предлагает сократить количество студентов, то хотелось бы понять, как именно? Уменьшить бесплатный прием? Тогда к чему все разговоры о праве на образование, независимо от уровня доходов и места жительства? Сократить прием платный? Но это противоречит всей фискальной политике и всем реальным действиям Правительства. Как сказал бы Аркадий Райкин: “рекбус, кроксфорд!”. И, полагаю, решение его будет не в пользу населения и не в пользу образования.
Любителям политических “кроксфордов” могу напомнить: главное в речи Президента – не то, что он сказал, а то, о чем умолчал. Умолчал он о предложениях Минфина и Минтруда по разгрому социального законодательства и по отмене социальных льгот под видом денежных компенсаций, от которого, по оценкам экспертов, в следующем году пострадает 103 млн. граждан. Под аплодисменты послушного большинства Госдума, видимо, примет эти предложения до конца июля. По сравнению с ними все остальные социальные обещания власти можно оценить лишь цитированными словами Президента: “ну кому это надо?”…
Опубликовано: Педагогический вестник. — 2004. — 1-30 июня. — № 11-12. — С. 2.